Двадцатый век был отмечен не только раздуванием политических движений, но и раздуванием политической терминологии. Термин «Новые правые» впервые был использован французскими СМИ в середине 1970-х годов для объявления, но также и для предостережения группы молодых французских интеллектуалов, которые десятью годами ранее объявили тотальную войну коммунизму, либерализму и иудео-христианскому наследие в Европе. Хотя «Новые правые» кажутся относительно новым идеологическим и культурным феноменом, при более внимательном рассмотрении в их повестке дня есть несколько вещей, которые являются радикально новыми или которые еще не были разработаны более ранними консервативными мыслителями. За последние сто лет и либерализм, и коммунизм были мишенями многих консервативных критиков, и поэтому можно было бы, вероятно, утверждать, что Новые правые в основном являются старыми «антидемократическими» правыми, носящими сегодня более респектабельную идеологическую одежду. Тем не менее, несмотря на сходство с бывшими правыми радикальными течениями, Новые правые — это действительно новое движение, учитывая, что его сторонники и члены являются в основном молодыми людьми, сталкивающимися с социальными проблемами, которые ранее не были известны в Европе. Новые правые также являются «Новыми», поскольку они заявляют, что полностью порвали со всеми крайне правыми движениями и партиями. Вдобавок, в отличие от других правых, Новые правые не заявляют о своих духовных корнях в одной европейской стране, а вместо этого заявляют, что их родиной является весь европейский континент.
Когда в середине 1970-х Новые правые объявили о своем официальном выходе на европейскую культурную и политическую сцену, то это время было выбрано не случайно. Несколькими годами ранее во Франции и других частях Европы началась негласная идеологическая перестройка. В частности, значительное число бывших левых социалистических интеллектуалов перестали нападать на капитализм и Соединенные Штаты и, в свою очередь, стали ярыми сторонниками НАТО и американского крестового похода за права человека. Бывшие левые «романтики» — если позаимствовать термин Шмитта — внезапно осознали суровость «настоящего социализма».
Антикоммунистических диссидентов, таких как Солженицын и Сахаров, начали приветствовать как новых пророков свободы. Вдобавок, американский образ жизни стал ориентиром для новых политических предпочтений. Примерно в то же время марксистское кредо начало постепенно терять политический и культурный контроль над послевоенной интеллигенцией после того, как его влияние уже сократилось до горстки изолированных и сокращающихся коммунистических партий в Западной Европе. Можно сказать, что процесс «интеллектуальной демарксификации» в Европе был значительно ускорен ростом осознания о продолжающихся нарушениях прав человека в Советском Союзе и Восточной Европе.
Новые правые появились именно в таком социальном контексте явной «деидеологизации» и разочарования в марксизме. Внезапно консервативные идеи снова приобрели популярность, Америку стали провозглашать центром мировой демократии, и провозглашение себя «правым» больше не рисковало быть встреченным интеллектуальным неодобрение.
Европейские Новые правые, которые также называют себя GRECE (Groupement de recherche et d’études de la civilization européenne, или Группа изучения и исследования европейской цивилизации), характеризует себя как «объединение мысли с интеллектуальным призванием». Их общепризнанные цели — создать ассоциацию мыслителей и ученых, разделяющих одни и те же идеалы, а также организовать членство в ней в форме органичного и основанного на духе рабочего сообщества. Выбор слова GRECE не случаен: аббревиатура GRECE является омонимом французского слова «Grèce» (Греция), предполагая, что долгосрочной целью Новых правых является возрождение дохристианского и эллинского наследия.
Кроме того, термин GRECE указывает на то, что Новые правые не ограничивают свою культурную деятельность только Францией или Германией, но пытаются распространить свое влияние на все индоевропейские народы — славян, кельтов и немцев.
Во многих аспектах, с точки зрения культурной стратегии, Новые правые демонстрируют поразительное сходство с Новыми левыми. Многочисленные критические анализы Новых правых относительно опасности массового общества, консюмеризма и экономизма во многом совпадают с критическими анализами «Новых левых» до такой степени, что их идеологические различия часто кажутся размытыми. Главная фигура Новых правых, французский философ Ален де Бенуа, объясняет идеологическую позицию Новых правых следующими словами: «Лично мне совершенно безразличен вопрос о том, быть или не быть правым. На данный момент идеи, которые поддерживают [Новые правые], являются правыми, но они не обязательно правые. Я легко могу представить себе ситуации, когда эти идеи могут быть левыми. Степень, в которой эти идеи могут измениться, будет зависеть исключительно от того, как будет развиваться политический ландшафт».
Из приведенных выше строк следует, что Новые правые не хотят, чтобы их помечали ярлыком «Правые». Вместо этого они утверждает, что их теории предназначены для преодоления идеологического разрыва независимо от того, что в настоящее время они поддерживает идеи, которые больше соответствуют консервативной повестке дня.
Есть еще одна неоднозначность в отношении роли Новых правых, которую необходимо прояснить. Новые правые являются культурным или политическим движением, и в чем разница между ними? В Европе в целом и во Франции в частности культура и политика часто кажутся переплетенными и едва различимыми друг от друга. Великие деятели культуры часто играют тихую, но заметную роль на политической арене, и их влияние иногда оказывает большее влияние на политический процесс, чем избираемые представители правительства. От де Голля до Миттерана, от Аденауэра до Коля европейские лидеры часто соперничали за поддержку со стороны выдающихся интеллектуалов, и зачастую политическое выживание их правительств зависело от молчаливой поддержки отобранных ими интеллектуалов. Деятели культуры и искусства, хотя и не являются политически заметными, используют это преимущество, чтобы действовать в политических делах в качестве «серых кардиналов». Они придают каждому лицу, принимающему решения, чувство политической респектабельности. Тем не менее, они редко берут на себя вину в случае неудачного политического решения.
Опираясь на пример Новых левых, мыслители Новых правых утверждают, что культура — это душа политики и что только благодаря культурным усилиям политические движения могут получить прочную политическую легитимность. Стоит отметить, что и Новые левые, и Новые правые сначала возникли как культурные движения, причем Новые левые удерживали культурное доминирование в Европе до середины 1970-х годов и в определенной степени утратили его к началу 1980-х годов. Напротив, в то время как политическое влияние Новых левых сегодня падает, влияние Новых правых растет. Как и в какой степени «Новые правые» могут влиять на политический процесс в Европе, и какими будут их инструменты для перевода своих культурных достижений на политическую арену, еще предстоит увидеть.
В десятилетие, когда новые политические движения часто воспринимаются с опаской и подозреваются в тоталитарных отклонениях, представление Новых правых как просто еще одного политического движения может создать дополнительную трудность. Концепция «движения» подразумевает широкую массовую и общественную поддержку — то, с чем Новые правые, как довольно элитарный и узкий круг мыслителей, не могут быть сопоставимы. Термин, который кажется более подходящим для описания роли Новых правых, — это «культурная школа мысли», особенно если учесть, что относительно небольшое количество последователей Новых правых исключает всякое сравнение с европейскими политическими партиями или движениями. Кроме того, тот факт, что Новые правые считают идеологическое разделение «левых против правых» второстепенным вопросом, объясняет, почему их невозможно отнести к категории левого или правого движения. Например, учитывая сопротивление Новых правых иностранной иммиграции, можно предположить, что они имеют политические связи с французским Национальным фронтом и другими крайне правыми партиями. Это предположение не следует полностью отвергать, хотя следует отметить, что Новые правые без колебаний публично критикуют все крайне правые движения и партии, в том числе французский Национальный фронт и его лидера Жан-Мари Ле Пена. И наоборот, никогда не было секретом, что Новые правые симпатизируют идеям многих французских левых и социалистических лидеров и интеллектуалов, с которыми, например, они полностью согласны по вопросу о Европе, свободной от оккупации Соединенными Штатами и Советским союзом, а также по демонтажу Западного Альянса. Более того, Новые правые неоднократно выражали глубокое восхищение теми социалистическими интеллектуалами, которые, по их мнению, остались верны своим социалистическим идеалам, несмотря на недавнюю неоконсервативную тенденцию среди их бывших товарищей. Чтобы понять идеологическую «изменчивость» Новых правых, необходимо еще раз обратиться к общему кредо, выраженному ранее де Бенуа, в котором он подчеркивает, что идеи Новых правых призваны подорвать идеологическую ортодоксальность и оставаться открытыми как для социалистической, так и для правой интеллигенции. Можно ли поэтому сделать вывод, что Новые правые используют левую тактику идеологического обмана или просто новую консервативную стратегию политического выживания?
Европейские Новые Правые против Американских Правых
Портрет европейских Новых правых остался бы неполным без хотя бы беглого описания американской консервативной сцены. У американских «новых правых» и американских неоконсерваторов есть повестка дня, связанная в настоящее время с подъемом «морального большинства» и переходом некоторых разочарованных интеллектуалов из либерального и левого лагерей, которые исповедуют стойкий антикоммунизм и антивелфаризм, подчеркивающих необходимость капиталистического свободного рынка. Подобно неоднородному характеру современных европейских консерваторов, из которых европейские Новые правые — лишь самое недавнее и радикальное ответвление, существует открытый раскол среди современных американских консерваторов. Например, в то время как подавляющее большинство американских консерваторов и неоконсерваторов согласны в отстаивании прав на свободу слова и конституционную свободу, значительное число консерваторов прибегает к формулировкам, направленным на подтверждение либерального наследия консерватизма. Кроме того, серьезный раскол между американскими «новыми правыми» и «старыми правыми», по-видимому, коренится в таких вопросах, как еврейская идентичность, поддержка Израиля и антисемитизм. Неудивительно, что ряд известных американских неоконсерваторов часто оказывается в разногласиях с теми американскими консерваторами, которые проявляют двойственное отношение к еврейскому вопросу и американской поддержке Израиля. По словам одного видного американского консерватора, этот скрытый раскол среди американских консерваторов вряд ли скоро закончится: «Эти споры проистекают не только из современного мира, но и из исторических корней неоконсерватизма и личных скитаний самих неоконсерваторов. Прежде чем стать неоконсерваторами, они были еврейскими интеллектуалами и сторонниками либеральной холодной войны. Эти проблемы остаются, несмотря на перемещения по политическому спектру».
Более того, некоторые американские консерваторы считают консерватизм неотделимым от римско-католических и протестантских верований и противопоставляют его разновидности неоконсерватизма, отождествляемой с «воплощением современности среди секуляризованных еврейских интеллектуалов …». Как утверждает Рассел Кирк: «Что действительно вдохновляет неоконсерваторов, особенно Ирвинга Кристола, так это сохранение Израиля». Подобные заявления можно услышать от Нормана Подгорецца, консервативного интеллектуала еврейского происхождения, для которого защита Израиля является защитой американских интересов и, в конечном итоге, всей Западной цивилизации. Хотя европейские Новые правые разделяют некоторые идеи с американскими «новыми правыми» и другими американскими консерваторами, в частности стойкий антикоммунизм и в некоторой степени антиэгалитаризм, необходимо отметить, что, в отличие от своего американского коллеги, европейские Новые правые выступает против свободного рынка, а также против американского экономического и культурного господства в мире.
Европейские Новые правые до сих пор не разработали свою собственную экономическую доктрину, хотя можно заподозрить их в некоторой симпатии к теориям «органической» и корпоративной экономики, которые ранее в двадцатом веке отстаивали Отмар Шпанн и Леон Вальрас. Как мы увидим позже, основная идея аргументации Новых правых состоит в том, что экономика должна быть полностью подчинена политике и культуре, а не наоборот.
Несмотря на их различия, с точки зрения социального импульса, и европейские Новые правые, и так называемые американские новые правые возникли в результате того же интеллектуального расслоения, которое произошло в середине 1970-х годов как в Соединенных Штатах, так и в Европе. Питер Штайнфельс отмечает: «Вопрос о том, что же „нового“ в неоконсерватизме, не является тривиальным. Это связано с тем, как это явление изучается и обсуждается. Подчеркивая свою преемственность с традиционным либерализмом, предполагая, что они верны только старой борьбе и вечным истинам, неоконсерваторы перекладывают бремя исследования со своих собственных идей на идеи предполагаемых новаторов, их противников. С другой стороны, многие критики неоконсерваторов вовсе не склонны признавать новизну такого взгляда. Для них это все тот же старый консерватизм. Что нового, так это то, что его отстаивают эти ораторы, большинство из которых бывшие либералы и даже бывшие социалисты».
Эти линии в основном указывают на американское эхо того же интеллектуального недуга, который произошел ранее в Западной Европе, особенно когда ряд бывших социалистических и либеральных интеллектуалов начали перестраивать себя вокруг консервативной повестки дня. Учитывая все это, несмотря на сходство между европейскими Новыми правыми и европейскими консерваторами, с одной стороны, а также с американскими новыми правыми и американскими консерваторами, с другой стороны, важно отметить, что их взаимные идеологические различия в целом очень глубокие. Обычно упускается из виду, что почти все европейские консерваторы, включая мыслителей Новых правых, демонстрируют черты, которые отсутствуют у всех типов американского консерватизма. Американские консерваторы, как правило, редко подвергают сомнению обоснованность своих конституционных принципов, которые изображают Америку как землю обетованную гарантированных прав на свободу слова, свободу контракта и верховенство закона. Кроме того, в отличие от европейских консерваторов, американские консерваторы традиционно подозрительно относятся к сильному правительству и, вдобавок, воспринимают «органические» стратифицированные общества европейского типа как нечто противоречащее экономическому прогрессу. Напротив, европейские консерваторы, включая европейских Новых правых, единодушно соглашаются с необходимостью сильной государственной власти и, как правило, более склонны подвергать сомнению достоинства личной свободы.
Другой момент, который часто упускается из виду американскими консерваторами и американским обществом в целом, — это глубоко укоренившийся скептицизм, агностицизм, а иногда и откровенный нигилизм среди европейских консерваторов — черта, которая резко контрастирует с иудео-христианской религиозной позицией среди многих американских консерваторов. Как указывает Дэвид Гресс, исторически и по темпераменту консерваторы в Европе (за частичным исключением Великобритании) глубоко подозрительно относятся к капитализму, верят в необходимость сильного государства и до 1945 года совершенно не любили американцев, которых они «считали угрожающими, разрушительными и чуждыми, а также потому, что американцы казались им политически и социально наивными». Это вопрос, который Новые правые постоянно поднимают в своих дебатах с европейскими неоконсерваторами, которых они также обвиняют во внедрении американской «морализаторской» тенденции в политику.
Помимо несогласия с американскими Новыми правыми по вопросам национальной и глобальной экономики, а также различий в историческом и культурном наследии, существует также «континентальный» и геополитический раскол между американскими неоконсерваторами и европейскими Новыми правыми. Не должно вызывать большого удивления то, что даже в «европейской» Англии влияние европейских Новых правых в значительной степени маргинально из-за того, что у Англии было иное политическое и интеллектуальное развитие, чем в континентальной Европе. В глазах Новых правых, в отличие от континентальных европейцев, англо-саксонские народы не осознают важность органического сообщества и примат политических факторов над экономическими. Чрезмерный индивидуализм англо-саксонского общества и уникальная политическая теология «секуляризованного» протестантизма в течение определенного периода времени привели к подчинению традиционной политики необузданной экономической экспансии. В своем эссе о демократии де Бенуа объясняет, что настоящая и «органическая» демократия может существовать только в обществе, в котором люди развили твердое чувство исторической и духовной приверженности своему сообществу. В таком органическом государстве закон должен происходить не из каких-то абстрактных, предвзятых принципов, а, скорее, из гения народа и его уникального исторического характера. В такой демократии чувство общности должно неизменно преобладать над индивидуалистическими и экономическими интересами. Это описание органического государства, предложенное Новыми правыми, резко контрастирует с универсалистской и либеральной повесткой дня, которую в настоящее время поддерживают как американские, так и европейские неоконсерваторы.
Из вышесказанного следует, что неоконсерваторы, будь то американцы, англичане или даже европейцы, часто представляют собой полную противоположность всему, за что выступают европейские Новые правые. Более того, Новые правые без колебаний предостерегают от угрозы со стороны «консервативного» англо-саксонского строя традиционным европейским сообществам. Харольд Т. Хьюитсон, английский ученый, связанный с Новыми правыми, отмечает, что конечная цель консервативного порядка в либерально-демократических обществах состоит в «преодолении духа общества слепым преследованием собственных интересов, игнорированием значения этнической принадлежности в ценностях общества, позволяя добродетелям народа быть задушенными вмешательством интеллектуалов и менеджеров». Таким образом, хотя название «Новые правые» может указывать на иную версию европейского неоконсерватизма, было бы ошибкой рисовать даже отдаленную параллель между европейскими Новыми правыми и западными (американскими) неоконсерваторами. Оригинальность Новых правых заключается именно в признании этнического и исторического измерения консерватизма — измерения, которое считается незначительным из-за довольно универсалистского и транснационального кредо современных западных консерваторов. Как будет продемонстрировано в следующих главах, европейские Новые правые видят величайшего врага Европы в капиталистической доктрине индивидуализма и экономизма — двух факторов, составляющих движущую силу современного западного неоконсерватизма.
Итак, как же тогда мы определяем европейских Новых правых? Является ли это своего рода полу-религиозной, полу-политической сектой, подобной тем, которые сегодня изобилуют во всем Западном полушарии? Приведенное выше описание продемонстрировало, что социальные категории не разделяются четко определенными социальными концепциями и что перед использованием или злоупотреблением политической терминологией каждый социолог должен переопределить каждое понятие в данной исторической и социальной среде.
Новые правые характеризуют себя как восстание против бесформенной политики, бесформенной жизни и бесформенных ценностей. Кризис современных обществ привел к непрекращающемуся «уродованию», основными векторами которого являются либерализм, марксизм и «американский образ жизни». Доминирующие идеологии современности, марксизм и либерализм, воплощенные Советским Союзом и Америкой соответственно, вредны для социального благополучия людей, потому что и те, и другие сводят все аспекты жизни к сфере экономической полезности и эффективности. Новые правые утверждают, что главный враг свободы — это не марксизм или либерализм как таковые, а их общая вера в эгалитаризм. Между прочим, марксизм не является антитезой либерализму — это просто наиболее опасная форма эгалитаризма, свирепствующая во всех сферах советской и американской политики: «Враг воплощен во всех этих доктринах, во всех практиках, представляющих и воплощающих форму эгалитаризма. Безусловно, на первом месте среди них марксизм — самая крайняя, самая террористическая форма эгалитаризма. Значительное влияние марксизма на умы современников — и особенно на тех, кто завтра будет призван принимать решения в обществе, — является одной из основных причин современного кризиса».
Ошибка, которую не видят либеральные мыслители, состоит в том, что либеральная доктрина индивидуализма, экономизма и «стремления к счастью» не может служить надежным оружием против марксизма, поскольку либеральные интеллектуалы, осуждая последствия марксизма, не могут критически исследовать эгалитарные предпосылки собственной доктрины. Как пишет Жан-Клод Валла: «Их [интеллектуалов] привлекает марксизм, потому что перед ним, рядом с ним и против него нет альтернативы. Марксизм сосуществует с либерализмом, поскольку никто не желает оспаривать его на его собственной территории, и никто не может оспорить его монополию».
По мнению Новых правых, консервативные и неоконсервативные партии и движения несут большую часть исторической ответственности за почти общеизвестную непопулярность консервативных идей. Жертвы исторических обстоятельств, бессильные вести «битву за умы» и запутанные в прошлом колониализма, расизма и иудео-христианского мессианизма, неоконсерваторы и традиционные консерваторы уже подписали свои собственные смертные приговоры. Короче говоря, эти «Правые» не могут завоевать большого интеллектуального доверия. Как пишет Майкл Уокер, редактор английского журнала «The Scorpion»: «Багаж старых правых, будь то правые националисты, правые нацисты, правые христиане, правые империалисты, правые либералы, с их упрощенными скользкими решениями проблем дня, оставил этих молодых людей глубоко неудовлетворенными. Крайне правые, пронзительные, однообразные и вполне предсказуемые, были оскорблением для интеллекта».
В глазах мыслителей и писателей Новых правых традиционные христианские консерваторы нанесли больше вреда консервативному делу, чем их идеологические противники среди левой социалистической интеллигенции. Неудивительно, что после Второй мировой войны интеллектуал или деятель искусства с трудом мог примириться с какой-то плохо сформулированной консервативной доктриной, которая часто напоминала фашизм. После 1945 года единственным вариантом для тех, кто ищет интеллектуальной респектабельности, было присоединиться к повальному увлечению социализмом или принять господствующую идеологию либерализма — особенно когда популярность марксизма начала падать. Другими словами, чтобы завоевать интеллектуальный престиж, интеллектуалы в первую очередь должны были на словах служить господствующим идеологиям, независимо от их собственных политических убеждений.
Новые Правые или Фашистские Правые
Такая яростная критика со стороны марксистов, либералов, консерваторов и неоконсерваторов за очень короткое время превратила Новых правых в самое ненавистное культурное течение в Европе. Вскоре после их появления в СМИ во Франции были предприняты многочисленные попытки принизить значение Новых Правых или, по крайней мере, дискредитировать их как еще одно фашистское заблуждение. Судя по количеству опубликованных об этом статей, Новые правые попали под шквал перекрестного огня как со стороны левых, так и со стороны правых, как со стороны неоконсервативной, так и со стороны неолиберальной интеллигенции. Однако чем чаще происходили эти нападения, тем больше интеллектуального любопытства удавалось пробудить Новым правым. Пьер Виаль, мыслитель Новых правых, отмечает: «После того, как они умолчали об этом новом течении мыслей, представленном GRECE, его противники начали — без особого успеха до сих пор — дискредитировать его. Эти усилия основываются на очень простом методе: во-первых, мнения „Новых правых“ представлены в очень искаженной и карикатурной форме; во-вторых, отказ участвовать в любых дебатах и диалогах оправдывается печально известным и одиозным характером Новых правых — карикатурой, нарисованной в первую очередь самими критиками. Цель — дискредитировать, а также разжечь ненависть. Наконец, и в довершение всего, делается попытка помешать людям читать и ссылаться на тексты Новых правых».
И критики Новых правых, конечно, не остались безмолвными. Жако Грюневальд, редактор французской «Tribune Juive», сказал: «Давайте с гордостью продемонстрируем доказательства нетерпимости к этой теории [новых правых]». Со своей стороны, французская социалистическая ежедневная газета «Le Matin» в своем номере за 31 июля 1979 г. сообщала, что «ни одна дебаты не открыты для людей и идей, выражение которых не должно существовать даже в демократическом обществе». Однако наиболее серьезное обвинение было выдвинуто престижным французским новостным журналом «Le Nouvel Observateur», опубликовавшим пятистраничную обличительную речь против Новых правых, призывая своих читателей к «предельной бдительности». Репортер из «Le Nouvel Observateur» утверждал, что Новые правые — это не просто безобидное культурное движение, поле битвы которого культурная арена, но что вместо этого Новые правые представляют собой настоящий рисорджименто идеологических лабораторий и группировок крайне правых. Для «Le Nouvel Observateur» проблема слишком проста: старые правые фашисты теперь облачены в новую одежду, а их членами являются не кто иные, как хорошо известные бывшие студенты, которые ранее, в середине 1960-х годов, активно участвовали в фашистских группах в Франция. «Маски сорваны, — продолжает статья, — и проведенные опросы показывают, что французские правые сегодня идут вперед и достигают прогресса с открытым лицом, даже когда они считают необходимым украсить себя лохмотьями модернизма».
Некоторые журналисты и авторы менее язвительно критиковали Новых правых, несмотря на их видимую озабоченность и даже глубокое несогласие с некоторыми их идеями. Корреспондент «Les Nouvelles Littéraires» в разгар кампании клеветы против Новых правых отметил, что «серьезные дебаты были обойдены стороной в пользу упрощенных анафем». А другой двухнедельный журнал написал трезво, но, тем не менее, критически: «Задача, которую взяли на себя Ален де Бенуа и Новые правые, до сих пор вызывает недоумение. Его послание, одновременно модернистское и архаичное, мифическое и научное, остается довольно двусмысленным, несмотря на четкость и попытку предоставить политическому (консервативному) большинству в поисках бестселлеров своих собственных „негров“, а также побеспокоить некоторых журналистов из „Libération“. Он обращается к тем, кто очарован критикой массового общества и восхвалением разнообразия».
Нео-консерваторы также не были более благосклонны к идеям, поддерживаемым Новыми правыми. Известный критик и писатель Жан Франсуа Ревель, известный своим значительным влиянием среди американских неоконсерваторов, прямо писал, что Новые правые представляют такую же большую угрозу демократии, как и Новые левые и марксистские интеллектуалы, и что Новые правые — это практически «интеллектуальное отклонение».
Когда началась полемика вокруг Новых правых, французы, а позже и все европейские СМИ искали любую возможность подвести под огонь идеи, исповедуемые Новыми правыми. Таким образом, после своей первой пресс-конференции, состоявшейся 18 сентября 1979 года, Новые правые были обвинены в защите социального дарвинизма, биологического материализма и расизма. Кроме того, их противники организовали несколько атак на офисы Новых правых и развернули хорошо организованные кампании клеветы перед всеми собраниями и конференциями. Вдобавок, некоторые издательства отказались публиковать тексты Новых правых.
К началу 1980-х годов возмущение СМИ несколько утихло во Франции, но усилилось в других частях Европы, особенно в Германии, где немецкое отделение Новых правых начало действовать относительно недавно. Немецкие Новые правые, действующие совместно с консервативным «Thule-Seminar», вскоре должны были подвергнуться той же процедуре интеллектуального остракизма и жесткой критики, с которой ранее сталкивались их французские коллеги. В июле 1986 года дом Вигберта Граберта, главного издателя «Thule-Seminar», в Тюбингене был серьезно поврежден, по всей видимости, левыми экстремистами. В том же году Пьер Кребс, главный автор и представитель Новых правых в Германии, во время своего выступления в Венском университете стал объектом жестоких протестов и нападок. Как сообщалось в последующем немецком выпуске ежеквартального журнала Новых правых «Elemente», всплески левого экстремизма, по иронии судьбы, по всей видимости, повысили престиж и важность Новых правых: «Теперь это очевидный факт. Наши идеи прижились. Наши идеи беспокоят тех, кто наживается на эгалитаризме, будь то левые или правые. Наши идеи все больше мешают ходу событий, потому что они требуют от наших противников бдительности и убедительности аргументов, которых у них нет. Короче говоря, вместо того, чтобы сражаться на культурном и интеллектуальном поле, вместо того, чтобы показывать интеллигентность, они демонстрируют, исчерпав способность мыслить, свою жалкую сторону, открыто прибегая к насилию. Более того, эти полностью большевистские и плутократические мошенники безнаказанно прибегают к насилию, потому что могут совершать свои дела под покровом ночи и тумана (Nacht und Nebel)…».
Между тем попытки Новых правых увеличить число своих последователей среди традиционных консерваторов в Европе не увенчались успехом. Их непрекращающаяся критика НАТО, американского влияния в Европе и иудео-христианского наследия показалась многим консервативным мыслителям, поначалу сочувствовавшим им, как возмутительное подчинение советской угрозе. Еще более шокирующим показалось широко разрекламированное заявление де Бенуа, в котором он утверждает, что коммунистический тоталитаризм представляет меньшую угрозу для Европы, чем либеральный тоталитаризм: «Это правда, что есть две формы тоталитаризма: разные по причинам и последствиям, но оба опасны. Тоталитаризм на Востоке заключает, преследует и убивает тело, но оставляет надежду. Тоталитаризм на Западе создает счастливых роботов. Такой тоталитаризм „кондиционирует ад“ и убивает душу».
В Соединенных Штатах в целом Новые правые почти полностью игнорировались, хотя это действительно вызывало некоторую озабоченность у еврейских интеллектуалов и издателей. Так, И. Р. Барнс, эксперт по неофашизму, преподающий в Англии, написал в «Mainstream», ежемесячном еврейском журнале, опубликованном в Нью-Йорке, что «изощренные львы Новых правых внедрили новую тактику проникновения и приобретения культурной власти». И со значительным беспокойством Барнс атаковал европейских Новых правых как антисемитскую и про-нацистскую организацию: Новые правые культурно передают фашистские и неофашистские идеи, тем самым нормализуя фашизм в интеллектуальной элите.
В 1987 году, после нескольких лет молчания, в американской консервативной прессе разгорелся новый спор о европейских Новых правых, на этот раз в ежемесячном журнале «The World and I», издаваемом «Washington Times Corporation», издательской компанией, финансируемой корейским магнатом Сон Мён Мун. В своей рецензии новой книги де Бенуа «Europe, Tiers Monde, même combat», ученый из Института Гувера Дэвид Гресс сожалеет о том, что, хотя французские левые нашли свой путь к респектабельности парламентской демократии, «Ален де Бенуа когда-то гордившийся тем, что называл себя правым — принял отброшенные идеи левых». Эти слова были явной ссылкой на частые похвалы де Бенуа Режи Дебре, Антонио Грамши и другим социалистическим «метаполитикам». Гресс пишет, что «такой человек, как де Бенуа, который когда-то был неправым, но интересным, оказал поддержку этим порочным и ложным идеологиям и, поступив так, стал опасным и глупым». В том же номере журнала «The World and I» Томас Мольнар, американский католический философ венгерского происхождения и друг де Бенуа, комментируя ту же книгу, встает на защиту европейских Новых правых и выступает за национальную независимость народов Европы и народов третьего мира: «Несмотря на упрощение этого тезиса, к сожалению, критика де Бенуа не получает серьезного внимания в нашей стране. Мы по-прежнему довольны своей чистой совестью и считаем тех, кто бросает ей вызов, либо примитивными, либо завистливыми людьми. Мы отказываемся принимать во внимание утверждение о том, что американский материализм может причинить вред другим».
Бескомпромиссная атака Новых правых на американские транснациональные корпорации и американское дипломатическое и военное присутствие в странах третьего мира побудили Роджера Каплана, помощника редактора «Reader’s Digest», обвинить де Бенуа в антиамериканизме. Каплан пишет, что де Бенуа «не любит капитализм, поэтому он легко принимает совершенно непроверенное представление о том, что для этого нужны колонии: короче говоря, капитализм порождает империализм». И с явным пренебрежением к призыву Новых правых к объединенной и имперской Европе Каплан отвечает: «Европа», что это? Мечта Карла Великого или [мечта] Гитлера? Европейцы подарили миру двухтысячелетнее зрелище убийств и хаоса, и они ожидают, что мы поверим, что отныне это будет сплошная любовь и сотрудничество…”.
Благоприятный отзыв о Yовых правых и, в частности, об эрудиции де Бенуа, поступил от Пола Готфрида, бывшего старшего редактора «The World and I». Комментируя совместно написанную книгу Мольнара и де Бенуа «L’éclipse du sacré», в которой оба автора защищают монотеистические и политеистические мировоззрения соответственно, Готфрид пишет, что «сражаясь друг с другом, они используют ошеломляющее количество эрудиции, почерпнутой за всю читательскую жизнь. В отличие от большинства американских интеллектуалов, они считают, что вопросы души важнее вопросов государственной политики. Я снимаю шляпу перед обоими участниками дебатов и благодарю их за обсуждение действительно неизменных вещей». Некоторые европейские журналы и публикации были более дружелюбны к культурным усилиям Новых правых, в частности, еженедельное приложение «Le Figaro Magazine». Издание журнала” Le Figaro Magazine”, начавшееся в 1978 году, к концу 1979 года могло насчитывать более полумиллиона читателей — что-то беспрецедентное для французской журналистики. Под руководством автора Луи Пауэлса, консервативного интеллектуала, находящегося в хороших отношениях с Новыми правыми, журнал «Le Figaro» открыл свои колонки для молодых авторов, тем самым сделав их идеи более доступными для широкой французской публики. Если бы не Пауэлс и «Le Figaro Magazine», эти авторы, скорее всего, столкнулись бы с большими трудностями в достижении высших эшелонов французской культурной жизни. Еще одним журналом, который также проявил интерес к идеям Новых правых, был ежемесячный «Contrepoint», редактируемый известным французским интеллектуалом Иваном Блотом. «Contrepoint» был престижным форумом выдающихся консервативных интеллектуалов не менее престижного «Club de l’Horloge», консервативного художественного и культурного аналитического центра, известного своими связями с французскими консервативными политиками. Однако в последние годы интерес консервативных интеллектуалов из «Club d’Horloge» к идеям, поддерживаемым Новыми правыми, несколько снизился — предположительно по причине антиамериканизма Новых правых и пропаганды религиозного политеизма.
Еще одно благоприятное замечание о «новых правых» было сделано Армином Мёллером, известным немецким исследователем современной европейской истории. В своем эссе «Wir feinen Konservativen» Мёллер утверждает, что клевета, устроенная французскими СМИ против Новых правых, напоминает охоту на ведьм, которая имела место ранее в Западной Германии, когда еженедельник «Der Spiegel» начал кампанию против консервативного историка Гельмута Дивальда. Мёллер отмечает, что сегодня либеральным СМИ сложно загнать Новых правых в «коричневый угол исправительного учреждения», потому что эпоха авторов Новых правых исключает любые подозрения в фашизме. Мёллер отмечает, что самые яростные критики Новых правых — это не кто иные, как раскаявшиеся бывшие фашисты, такие как Георг Вольф из «Der Spiegel», и «политолог Морис Дюверже, который начал свою политическую карьеру по стопам фашистского лидера Жака Дорио». В то же время Мёллер приветствует культурную и интеллектуальную уникальность Новых правых и добавляет, что «молодые французы из Новых правых могут свободно расширять круг своих идей, потому что их национальная идентичность для них очевидна. [Немецкие] консерваторы после войны посчитали разумным уступить свой национальный вопрос другим…».
Сегодня Новые правые действуют во всех частях Европы, хотя по причинам, перечисленным выше, их влияние было наибольшим во Франции. Авторы Новых правых проводят регулярные конференции в Париже и других странах Европы, которые обычно охватывают самые разные темы, от социо-биологии до метафизики и от медицины до антропологии. Важно отметить, что, за исключением своих «закоренелых» членов, число которых остается довольно ограниченным, Новые правые получают значительную интеллектуальную поддержку со стороны видных ученых в академических кругах и всемирно известных ученых, хотя по ряду причин это поддержка часто остается молчаливой. Такие ученые, как вышеупомянутый ученый Армин Мёллер, психолог Ганс Юрген Айзенк, политический философ Жюльен Фройнд и многие другие менее известные личности регулярно посещают семинары и конференции, спонсируемые Новыми правыми, во время которых они критически исследуют корни современного кризиса.
Новые правые, или GRECE, начавшие практически с нуля и которые постоянно подвергались интеллектуальному остракизму и частой критике, сумели заручиться значительной интеллектуальной поддержкой, особенно среди haute intelligence Европы. Однако следует указать, что ее сочувствующие, сторонники и члены не могут рассматриваться как монолитная группа с общей политической платформой. Главная цель Новых правых до сих пор состояла в том, чтобы собрать, вдохновить и реабилитировать ученых, писателей, романистов и мыслителей, критикующих эгалитаризм и все аспекты социальной однородности.
Из вышеизложенного можно сделать вывод, что Новые правые приобрели значительное культурное влияние в Европе, особенно в крупных французских научных учреждениях. Одной из соблазнительных характеристик Новых правых является их видимая открытость ко всем идеологическим вызовам, левым или правым, фашистским и коммунистическим. Такой «органицизм» часто охватывает идеи практически всех политических течений и охватывает весь социальный спектр. Вдобавок мыслители Новых правых часто соглашаются с некоторыми левыми интеллектуалами, а также часто превозносят моральную и интеллектуальную целостность некоторых социалистических интеллектуалов, таких как Режи Дебре. Прежде всего, Новые правые всегда заявляют, что готовы к диалогу со своими интеллектуальными и политическими противниками. Их готовность к дискуссии также придает атмосферу культурной терпимости, политические последствия которой еще предстоит увидеть.
